Артисты Донецкой филармонии подарили слушателям вечер музыки и поэзии, наполненный любовью. 19 июня в Республиканском художественном музее прозвучал «Роман в письмах» — удивительная история любви поэтов Серебряного века — Марины Цветаевой и Бориса Пастернака.
Во всём мне хочется дойти до самой сути.
В работе, в поисках пути, в сердечной смуте…
Борис Пастернак
Когда мне плохо — думаю о Вас,
когда блаженно — это тоже Вы,
как музыка слетающей листвы,
как поезд из тумана — в верный час…
Литературно-музыкальную авторскую программу о жизни и творчестве Марины Цветаевой и Бориса Пастернака подготовила и провела мастер художественного слова Элеонора Шавло. Восхищая и покоряя сердца, звучали трепетные признания в стихах и письмах поэтов. Элеонора Шавло посредством прозы и стихотворных строк погрузила слушателей в поэтическую историю любви, трагедию и драму человеческих отношений. Стихотворные строки плавно ложились на дивную музыку Оффенбаха «Слезы Жаклин», «Адажио» Баргеля и «Эллегию» Исаака Шварца, прозвучавших в программе в исполнении лауреатов международных конкурсов Наны Агумава (рояль) и Елены Шагун (виолончель). Весь вечер в исполнении Элеоноры Шавло звучали слова и стихотворные строки, отрывки из писем Марины Цветаевой и Бориса Пастернака.
«Рас-стояние: версты, мили… нас рас-ставили, рас-садили…»
История взаимоотношений Марины Цветаевой и Бориса Пастернака – это более 100 писем на протяжении 13 лет и всего несколько коротких встреч. Но была другая общность – поэтическая, и не только в стихах, которые они посвятили друг другу. Эти яркие имена в поэтическом мире неразрывно связаны. Хотя трудно найти более контрастных по своей сущности людей. Эпистолярный роман, дружба и любовь между Борисом Пастернаком и Мариной Цветаевой началась с июня 1922 года. Цветаева только что приехала в Берлин и вскоре получила письмо от Пастернака. Ему в руки попал цветаевский сборник «Вёрсты», от которого он пришел в восторг: «Дорогой, золотой, несравненный мой поэт», — писал он. Не ответить на письмо, полное восхищения её творчеством, Цветаева не могла. Так началась их переписка. Для Цветаевой Пастернак настолько свой, настолько из её мира, что она пишет о себе самое сокровенное, не сомневаясь, что он её поймет: «Пастернак — это сплошное настежь: все двери с петли: в Жизнь».
Оба поэта страстно любили музыку — возможно, это наследственное: прекрасной пианисткой была Мария Александровна, мать Цветаевой. Игре на фортепиано сёстры Марина и Ася обучались с детства, но блестящие успехи делала Марина. Она была гордостью матери, мечтавшей о её музыкальной карьере. Когда в 1906 году матери не стало, с музицированием было покончено. Однако с материнским наследием Марина не рассталась: поэзия, ставшая смыслом жизни, сплеталась с миром гармонии звуков — музыкой.
Послушать музыку в исполнении Розалии Исидоровны Пастернак, матери Бориса, собирались известные писатели и художники, среди которых были Л. Н. Толстой, Н. Н. Ге. Музыка сопровождала Бориса всю жизнь, больше всего его привлекала импровизация, он увлекался сочинением музыки в гимназические годы. В Оболенском, где отец снял дачу, соседом оказался композитор Скрябин. Музыка, которую сочиняли на соседней даче, свежесть духа А. Н. Скрябина покорили юного Пастернака. В автобиографическом очерке «Люди и положения» он пишет: «Никто не сомневался в моей будущности. Судьба моя была решена, путь правильно избран. Меня прочили в музыканты…» Но если Марина Цветаева прекрасно исполняла музыкальные произведения и мать мечтала видеть её пианисткой, Пастернак пишет о себе следующее: «При успешно подвинувшемся сочинительстве я был беспомощен в отношении практическом. Я едва играл на рояле и даже ноты разбирал недостаточно бегло, почти по складам. Этот разрыв между ничем не облегчённой новой музыкальной мыслью и её отставшей технической опорой превращал подарок природы, который мог бы служить источником радости, в предмет постоянной муки, которой я в конце концов не вынес».
Я люблю тебя черной от сажи
Сожиганья пассажей, в золе
Отпылавших андант и адажий,
С белым пеплом баллад на челе.
Много общего было в воспитании и условиях жизни, которые сформировали особый взгляд на мир и поэзию. И Марина Цветаева, и Борис Пастернак происходили из профессорских семей, но их отцы добились признания собственными силами и талантом. У обоих поэтов матери – одаренные пианистки, атмосфера культуры и поклонения музыке, литературе – вот среда, в которой взращивался талант обоих. Марина Цветаева слышала чтение стихов Бориса Пастернака в Политехническом музее, и он показался ей отчужденным и непонятным. И силу стихов Марины Цветаевой Пастернак тоже не сразу понял и открыл для себя лишь в 1922 году, когда прочитал «Версты», а Марина Цветаева в это время уже уехала к мужу Сергею Эфрону, с которым ее разлучила война, за границу. Потрясенный стихами Цветаевой, лирическим могуществом ее строк, «бездной чистоты и силы», Пастернак написал письмо в Прагу, полное восторгов и сожалений, что так долго «прозёвывал ее и поздно узнал». Так началась переписка, длившаяся 13 лет. история их взаимоотношений отражена в письмах, критических заметках и стихах. Известное стихотворение Пастернака «Зимняя ночь» (Мело, мело по всей земле) и цветаевское «Февраль-кривые дороги» необыкновенно созвучны. С зимой связан холод, одиночество, неприкаянность и… творческое вдохновение обоих поэтов. А образ свечи – своеобразный знак, при свече рождаются стихи.
Оторванной от родины Марине Цветаевой, не нашедшей общего языка с эмиграцией, письма Пастернака были нитью живых человеческих отношений, связывающих ее с Россией. В них она находила поддержку, а в его стихах отзвуки собственных чувств. Гармония душ ощущается, несмотря ни на какие расстояния ( «Рас-стояние: версты, мили… нас рас-ставили, рас-садили). Их связывало и отношение к поэзии, как высокому и святому делу.
«Все передумываю снова, всем перемучиваюсь вновь.
В том, для чего не знаю слова, была ль любовь?»
Бессмертные строки произведений Марины Цветаевой и Бориса Пастернака, возникшие в процессе этой любви, звучали памятью чувств, объясняя многое. Долгожданная мечта о встрече и свидании не сбылась. Переосмыслив свое земное притяжение, они условились замолчать и прекратить переписку вовсе, так и не встретившись, но остались стихи, как память о безграничной любви.
«На протяженье многих зим я помню дни солнцеворота, и каждый был неповторим и повторялся вновь без счета. И целая их череда составилась мало-помалу — тех дней единственных, когда нам кажется, что время стало». Борис Пастернак.